Архитектор Василий Полётов: «Для прогресса нужны отвага и решительность».
Интервью
Василий Полётов
Архитектор
Ювелирной красоты небоскрёбы, космические звездолёты, фантастические животные, картины с изображением мандал, восходящих к иконам Андрея Рублёва и поэзия параметрики... Читайте интервью с человеком, который видит своим идеалом архитекторов эпохи Возрождения и считает, что способен изменить будущее.
Василий Полётов
Архитектор
Ювелирной красоты небоскрёбы, космические звездолёты, фантастические животные, картины с изображением мандал, восходящих к иконам Андрея Рублёва и поэзия параметрики... Читайте интервью с человеком, который видит своим идеалом архитекторов эпохи Возрождения и считает, что способен изменить будущее.
— В одном из наших разговоров ты упомянул, что к архитекторам СССР с 1960-х до 1990-х, нельзя предъявлять претензий по внешнему виду построенных ими зданий, потому что сама архитектура как искусство в нашей стране в это время была под запретом. Раскроешь свою мысль о запрещенной архитектуре? О том, как ты пришёл к своей миссии и идее, что архитектуру как искусство надо спасать?
— Если идти от начала, то весь ХХ век Россия терпела постоянные войны. 1914-й год, 1917-й, 1941-й…
— А что, до 1914-го всё было более-менее стабильно?
— Скажем так, была более-менее в норме синхронизация с уровнем мировой культуры. Хорошая промышленность, хорошая архитектура. Да, неравномерное распределение благ, крестьяне были крестьянами, а цари — царями, но, в принципе, мы не отставали по культуре.
— Отменили крепостное право, мы уже куда-то двигались...
— Да-да. А потом начались приключения. 1914 год – вообще ни за что ни про что умирает 10 миллионов ребят. Бессмысленная война тормозит экономику и приводит к революции, гражданской войне, после которой лучшие умы бегут из страны или их расстреливают. Только-только в себя пришли – 1941 год… Всё это очень серьезно повлияло на развитие архитектуры в нашей стране.

В 1920-е годы у нас появился шикарный Иван Леонидов — им вдохновлялись те, кто строил в середине ХХ века небоскребы в Америке. Он сделал потрясающий диплом, который заложил основы будущего развития всей мировой архитектуры, ушёл на фронт, попал в военную машину, был ранен… Короче, ему почти ничего не дали сделать.
Дипломный проект Ивана Леонидова. Институт библиотековедения им. Ленина 1927.
Потому что после войны, вместо того чтобы развивать конструктивизм, вернулись к сталинскому ампиру. Построили в Москве семь знаменитых высоток, Садовое кольцо, проспекты и так далее. А потом вдруг бац – после смерти Сталина архитектуре вообще запрещают развиваться. Объявляют: «Нам надо расселить всю страну, строим хрущевки». Любая попытка сделать интересную архитектуру с этого момента воспринимается как хищение госимущества и попадает под статью.

Многие до сих пор предъявляют архитекторам того времени претензии: «Ну что же у вас архитектура такая скучная, не могли сделать интереснее?» Целые города застроены по такой схеме. А попробуй сделать, если запрещено! Невозможно. Бюджет не дают, и всё.

Когда наступила полная свобода лихих 90-х, в столицу приехали люди из нефтегородов. У них у единственных были деньги и они начали диктовать условия архитекторам. Практически все тогда под них прогнулись. Надо было что-то есть, и мало у кого хватило характера сказать: «Стоп, ребята, это антиискусство. Надо делать не так».

По всей Москве, Питеру, России строили якобы «дорого-богато», но на самом деле подделки под настоящую архитектуру. Даже Москва-Сити отстает в своем развитии от общемирового уровня лет на 70.
Я делаю всё возможное, чтобы вытащить Россию на современный уровень и по образованию, и по уровню развития архитектуры.
— По каким критериям ты так считаешь?

— Весь «хай-тек», который использован в Сити, стоит в Нью-Йорке и Чикаго уже 70 лет. Это не современная архитектура, а условное «средневековье небоскрёбов». В России это может и смотрится круто, пафосно, но впечатляет только девочек из регионов. Образованные люди, которые многое видели, это знают и понимают.

Я уже не говорю о том, из какого дешёвого стекла и пластмассовых импастов всё в основном набрано. При таких упрощениях огромные здания смотрятся как дешевые китайские мыльницы. Хорошая, качественная архитектура, если это небоскрёб, состоит из хорошего стекла, дорогих стильных импастов, изящного модуля, хорошего ритма. Она должна смотреться дорого, как ювелирное украшение. Посмотрите хотя бы на Сигрем Билдинг Мис ван дер Роэ, который он построил в Нью Йорке, кстати, в 1958 году, и сравните качество.

Сигрем Билдинг. Мис ван дер Роэ. 1958.
— Можно ли в Москве увидеть хорошую архитектуру?
— Сергей Скуратов недавно построил классный «Эгодом» на Новоалексеевской. У него этого архитектора есть характер, сила воли, он не дает себя сгибать, сам диктует условия и поэтому делает качественные вещи. Поэтому к нему приходят умные и продвинутые заказчики — они знают, что простоя не будет, квартиры тут же раскупят.

Архитектурное бюро «Меганом» делает хорошие проекты. Они умудряются работать даже в Нью-Йорке.
— А в других городах России есть что посмотреть?
— Крупицы буквально. Иннополис в Татарстане.
— В хорошем здании прослеживается характер автора?
— Конечно, очень важно, чтобы у человека был характер и свой стиль. У Скуратова он есть. Почитайте интервью, где он заявляет: «Я не позволю как-либо халтурить при реализации моих проектов, я буду прямо зубами вгрызаться за каждую деталь». Так, как работает он, не работает практически никто. В Европе есть что-то подобное, конечно, он что-то заимствует, но и он и «Меганом» — одни из лучших. У них изначально качественный подход, они не прогибаются под инвесторов. Таких мало, 2% из сотни. Но умные инвесторы их ценят как раз за это. И приходят ещё и ещё.
— Кто задаёт хорошие, качественные тренды в архитектуре?
— Нью-Йорк, Лондон, Арабские Эмираты.
— Идёт развитие и в новых материалах?
— Конечно. Они уже давно работают в новых технологиях и в новых направлениях: параметрике, бионике, деконструктивизме.
— Это то, чем ты занимаешься?
— Да. То, что я, собственно и делаю, в том числе и в рамках своего образовательного проекта «Спасатели Вселенной», где я занимаюсь с детьми и студентами экспериментальным проектированием под видом Звездолётной Школы. И я принципиально отказываю тем заказчикам, которые видятся мне в будущем несовременными или неэстетичными из за отсутствия у них вкуса.
— Для меня современная архитектура — это Заха Хадид.

— Она не первая, но одна из самых мощных, ярких и реализованных. Ээро Сааринен например сделал очень крутой и современный бионический аэропорт имени Джона Кеннеди в Америке, когда Заха Хадид была ещё девочкой, в 1960-е годы.

Аэропорт имени Джона Кеннеди. Ээро Сааринен.1962.
Хорошая, качественная архитектура, если это небоскреб, состоит из хорошего стекла, дорогих стильных импастов, изящного модуля, хорошего ритма. Она должна смотреться дорого, как ювелирное украшение.
— Если сравнивать архитектуру с дизайном автомобилей…
— То практически вся наша отечественная архитектура ездит в лучшем случае на каких-то подделках под Ford Focus. Иногда, один из сотни, выезжает качественный BMW, но чаще как исключение. В основном мы видим псевдосовременную псевдоархитектуру. Если честно, очень досадно на это смотреть. Время идёт, и практически ничего не меняется. Только бюджеты сокращаются под влиянием экономического кризиса и коррупции. Заказчики практически всех постоянно умоляют: «Дешевле, ещё дешевле». Не понимая, что настаивают на уродстве. В итоге они скатывают страну в каменный век. Я делаю всё возможное, чтобы вытащить Россию на современный уровень и по образованию, и по уровню развития архитектуры.
— В «Культуре Два» как раз описана похожая история. Кто виноват? Все друг на друга кивают, а в итоге оказывается, что, собственно говоря, сами и диктуют то, что происходит.
— Виноваты отсутствие образования у заказчиков и элементарная жадность инвесторов. Она тоже от отсутствия образования, кстати. Они считают, что если сэкономят по максимуму, то они молодцы. Подешевле вложить, подороже продать — вот весь бизнес. Но со стороны видно лишь, что подешевле вложили. А также влияет отсутствие здоровой конкурентной борьбы на конкурсах. Всё коррумпировано. Вероятность интересной работы существует только если инвестор приходит к тебе лично. И опять же очень важный момент, архитектора нельзя трогать во время работы. Выбрал хорошего, предпочтительного мастера — доверься ему и его чутью. Это как если во время хирургической операции финансист начнёт советовать опытному хирургу как ему оперировать. Представляете, что может получиться? Примерно та и происходит с городом и областью. Очень многие к тому же сейчас проектируют и строят, не имея на это диплома квалифицированного специалиста, который мы получали 10 лет со всеми подготовками и практиками. Такая народная жажда творчества, ничем не ограниченная. Это как хирурги-самоучки опять же.
— Они не видят последствий.
— А главное — это не снести и не демонтировать. Перестроить тоже нельзя. От нашей эпохи сейчас в основном остаётся только это тотальное равнодушное чудовище. Что увидят потомки? Жадную и дешевую цивилизацию? Псевдолюди, псевдопостроившие псевдо что-то. Именно это стало для меня стимулом создавать собственные образовательные проекты, чтобы изменить обстановку в лучшую сторону.
— Вот ты говоришь: «Нью-Йорк, Лондон». А что заставляет тебя оставаться здесь? Почему ты не уехал? Ты же мог проявить себя в других столицах.
— Я знаю, например, что точно не встречу там таких друзей, как здесь.

Во-вторых там тоже, кстати, не так все просто. И финансовый кризис уже чувствуется, и цена нефти падает, что сказывается и на Арабских Эмиратах, и на Саудовской Аравии. Там даже заморожено строительство километрового небоскрёба. В Сингапуре уже всё застроено. Если ты здесь сформируешься как хороший архитектор, тебя могут куда-то пригласить. Вспомню снова «Меганом». У них получилось не сразу, но тем не менее. Сейчас они проектируют небоскрёб в Нью-Йорке.

Меня часто знакомые зазывают в Саудовскую Аравию, там строительный бум. Но переехать в Аравию это вряд ли… Там вообще другая политика. Я христианин, мне там невозможно долго жить. Разве что только проектами. США сами сейчас не особо двигаются в развитии строительства. У меня друзья туда уезжали, пытались работать, но возвращались.
— Кого бы ты выделил в Европе, в Америке, в Азии из хороших архитекторов? Кто звезды, на кого смотреть?
— Во-первых, к счастью, живы Жан Нувель и Норман Фостер. Я также подписан в Instagram на разные интересные бюро в Лондоне или Америке, которые выкладывают совершенно гениальные проекты. Самое смешное, у них по 1000 подписчиков, почти никто о них не знает. Собственно по стилю, то что было 20 лет назад, то и сейчас развивается. Единственное, появились 3D принтеры.
— А что было 20 лет назад?
— Сейчас на слуху все те же имена, которые были известны, тогда когда мы учились: Заха Хадид, Эрик ван Эгераат, Норман Фостер, Жан Нувель. Уже тогда они были в топе и строили самые крутые башни. Фостер — в Лондоне, Нувель в Испании, Заха Хадид в Азербайджане, в Южной Корее и так далее.
— Расскажи, у кого ты учился сам?
— Я учился в МАрхИ сначала у профессора Андрея Борисовича Некрасова, потом у Михаила Давидовича Хазанова. У меня диплом бакалавра и специалиста-магистра. Бакалавр — это была просто жилая башня. А мой магистерский диплом я делал на реальной точке в мастерской у своего преподавателя, это был высотный многофункциональный торгово-офисный комплекс с подземными-надземными автостоянками на пересечении улиц Башиловка и Масловка в Москве. Я специалист по жилым и общественным сооружениям, тем самым стотысячникам, стажировался в крупнейших мастерских — у своего преподавателя Михаила Хазанова и у Александры Кузьминой, дочери главного архитектора города (на тот момент). Мы постоянно разрабатывали какие-то гигантские проекты, и мне давали практически полную свободу.
— Тебя всё время тянул крупный масштаб?
— Ну как тянул? Это моя профессия, я вообще-то стратегический архитектор.
— Что это значит?
— То, что я способен сделать не только загородный дом или ресторан на те деньги, которые остались у заказчика после всех трат, а могу спроектировать сразу квартал или 12 станций Московского метрополитена. До 2008 года я занимался реконструкцией бывших промзон в офисы класса А и В, там площади измерялись гектарами.

С 2008 года я стал работать уже независимо, со своей командой. Мы разрабатывали например гостиничные комплексы по всему Золотому Кольцу России, но в 2008 году почти все наши проекты натыкаются на первый виток кризиса и просто замораживаются. У меня на глазах инвесторы продают свои золотые швейцарские часы и мгновенно улетают из страны. Знаете, зачем оказывается нужны эти дорогущие хронометры? Когда ты — инвестор, и схлопываются все банки, у тебя остается 2-3 костюма в чемодане и эти часы. Их не отнимешь так просто, как автомобиль. Часы за полтора миллиона — это деньги на билет и на стартовый период в новой стране. Вот зачем они нужны.

В общем, все улетели, а я сидел и думал: «Господи, что теперь делать? Всё же заморожено». Сначала делали какие-то ночные клубы с друзьями— они были хоть как-то интересны, хоть какое-то движение. Потом и там заморозили пару проектов, которыми я занимался, из-за отсутствия финансирования. Кризис пришёл и в область относительно быстрых проектов. Тогда-то я и создал «Спасателей Вселенной». Начали мы с анимационных мультфильмов, которые создавали буквально у меня дома и очень быстро всё разрослось до огромных цехов, где мы собирали уже гигантские фантастические машины...
Звездолёт Скорпион в Хорошколе, 2014.
— Почему мультфильмы? С чем это связано?
— Может потому, что ещё когда я учился в институте, я организовал свой театр, писал и ставил пьесы, легко сочинял любые сценарии, делал декорации, сам в них играл с друзьями, был музыкантом, режиссером. По сравнению с постановкой пьесы, создать мультфильм — это вообще ничего сложного.
— Ты тогда понял, что архитектура сейчас не идёт, и переключился на анимацию?
— Я это делал интуитивно, подсознательно, а не потому, что что-то понял. Я вообще ничего не понимал. Я был в шоке — у меня кредиты, надо было жить дальше.

А тут я всё делал своими руками. Собрал детей по району, сидел, моделировал концепции. Потом открыл несколько подразделений, потому что детей стало так много, что у меня дома они уже не помещались. Мы стали арендовывать цеха и площадки в разных точках и создавать уже крупные конструкции или полотна. Появилась Звездолётная Школа и Школа монументального искусства.
Звездолётная Школа «Спасатели Вселенной», 2014.
— Всё на альтруизме?
— Нет, занятия приносили доход, сначала небольшой, потом всё больше и больше.
— Ты стал по сути учителем?
— Нет, я архитектор, который даёт мастер-классы. У меня параллельно идёт и своя профессиональная практика и преподавание. По выходным я занимаюсь искусством с детьми и снимаю об этом кино. В Москве у нас по сути не было конкурентов, когда мы открыли этот проект 10 лет назад.
Школа Монументального Искусства «Спасателей Вселенной», 2019.
— А сейчас?
— Есть Алиса Пастернак, Галя Орлюк, студия МОГУ и другие. Я их люблю. Мы учились вместе. Но девочки, например, не строят звездолёты в натуральную величину...
Звездолёт Надежды, 2019.
— Итак, ты 10 лет назад начал снимать мультфильмы. Каким образом?
— Когда то у меня была рок-н-ролльная команда, я ещё тогда научился снимать клипы и делать качественные звукозаписи.

Теперь дети озвучивали мультфильмы на моей звукозаписывающей студии, я всё очень быстро монтировал с нашим видеорядом и выкладывал в эфир. Тогда в 2009 году, снимать видеохронику мастер-классов на цифру, монтировать и выкладывать на своём канале ещё никто не умел, да и до сих пор практически никто так не работает. Сейчас конечно, проще: Снял на айфон сторис, выложил в Instagram. Но это не кино, а как бы быстрая онлайн-съемка.

У нас же всегда, после каждого мастер-класса, выпускается короткометражное кино с началом, серединой и финалом. Оно-то и остаётся детям на память. Один монтаж занимал раньше полдня.

Народу начало собираться столько, что я уже опасался давать объявления. Огромный ажиотаж. Я думал: «Господи, что делать? Они уже не умещаются в цех!» Тогда я понял, пора выходить на федеральный уровень. Собрал своих друзей, создал с ними пилотную образовательную передачу «Спасатели Вселенной», стал продвигать её на телевидении. Параллельно организовал благотворительный рождественский фестиваль, который задействовал сразу пять детских домов. Пошла волна. Я стал проводить архитектурные городские фестивали в Парке Горького, на Красной Пресне и ВДНХ с участием сразу тысяч детей уже за счёт города.
Звездолёт «Сердце«. Звездолётная Школа. Центральная Городская Детская Библиотека. 2015.
— Такие крутые вещи должны были сделать тебя вторым человеком в городе. Почему эта история затухает? Во что упирается?
— Она не затухает. Иногда я просто действую практически бесшумно, разрабатывая новые стратегии. Всю первую половину 2019 года например, я создавал уникальную для России Онлайн-школу по архитектуре, монументальному искусству и скульптуре. Для того чтобы люди могли учиться из других стран и городов. Я периодически по-прежнему веду мастер классы. Отчасти это происходит потому, что городские бюджеты тают. Выделяют на фестиваль не 300-500 тысяч как раньше, ещё пару лет назад, а 30-50 тысяч рублей. Что ты на них сделаешь? Я эти деньги должен буду отдать только бригаде строителей за неделю работы и их даже не хватит на расходники. Про то, что я предлагаю по фестивалям, все говорят: «Очень круто!» Но сейчас абсолютный эконом-режим. Если бы не эта финансовая засуха, мы продолжали бы время от времени фестивалить как ни в чём не бывало.
Маяк Любви и Солнечного Ветра. Построено со студентами в 2015.
— В начале нашей встречи ты сказал, что время нелинейно и ты сейчас влияешь на будущее.

— Да. Для этого надо на миг замереть и начать дышать спокойно и ровно... Мне спокойно от осознания того, что в 2039 году например мои ученики уже действуют, и действуют так, как надо. Делают по-максимуму всё то, что мы отрабатываем сейчас. Я как бы запускаю посланников в будущее. И возможно они так же уже там создают себе подобных. На самом деле я таким же образом действую в каком-то смысле и в прошлом. С ними я отрабатываю вещи, которые хотел бы сделать для себя-ребенка, и получаю из своего прошлого обратную радующую меня связь. То есть я как бы становлюсь вне времени, а при этом мне очень комфортно здесь и сейчас.

Я не собираюсь строить из себя жертву из-за того что прямо сейчас на все мои проект-мечты не хватает средств. Их слишком много. Я сделаю это прямо сейчас «в будущем». 10-20 лет пролетают мгновенно в масштабе Вселенной. Через 20 лет я вижу этих детей и студентов совершенными «боевыми машинами». Я их готовлю быть крепкими, сильными, бесстрашными, чтобы они не сбивались с пути, если им будут «стрелять по крыльям», и не боялись действовать максимально решительно, реализовывая свои проекты фантастической красоты.

Мне спокойно знать, что это и правда уже происходит. 10 лет назад они были крошечными восьмилетними детьми, сейчас это уже студенты, которые могут вместе со мной стоить всё что угодно. Еще через 10 лет они станут руководителями бригад.
— Вернемся к тебе. Ты продолжаешь работать по профессии?
— Официально я — главный архитектор и инженер проектов POLETOVARCHITECTS. Я являюсь субподрядной организацией. Разрабатываю документацию для строительства серьезных проектов типа Московского метро, военных баз, промышленных комплексов или образовательных центров. Веду их строительство. Создаю к тому же и частные интерьеры и загородные дома.
Загородный дом на Новой Риге 300 м2, 2019.
— Над какими проектами ты работаешь сейчас?
— Сейчас я разрабатываю с друзьями новые методики проектирования высотных сооружений. Для меня это развитие, движение. Я работаю не потому, что ко мне кто-то пришел и сказал: «Василий, сделай мне проект». Всё, что ты здесь видишь в моей мастерской, было сделано заранее, ещё до заказа кем-либо.

Я сначала смоделирую кучу животных например, а через год начинаю их строить. Каждый раз я делаю нечто новое потому, что хочу и чувствую — сейчас так надо. А через год-два начинаю это продавать.
Я делаю своё дело независимо от того, кто и когда приходит ко мне. Часто заказчик появляется, а его проект у меня уже давно готов.
— Получается это интуитивная история?
— Абсолютно. Она идёт от сердца. Я делаю своё дело независимо от того, кто и когда приходит ко мне. Часто заказчик появляется, а его проект у меня уже давно готов.
— Я вижу здесь определенную метафизику. Ты создаешь идею, а потом приходит возможность её воплотить.
— Да, так чаще всего всё и происходит. Это, на самом деле, единственная рабочая модель. Если кто-то пришел и что-то просит, чаще всего, у меня уже всё готово — будь то животные, конструкции, маленькие или большие дома. Я просто под конкретный запрос это немного доделываю. Я иногда работаю с невероятной скоростью. Например, могу взять просроченный другими проект метро и сдать его за неделю.
— Что помогает так работать? Как «разогнать процессор»?
— Подготовить себя к такому режиму, чтобы выпускать продукт со скоростью принтера — целая история. Во-первых, режим дня, стабильно хотя бы 7 часов сна, чтобы организм знал, когда он спит и когда проснется. Во-вторых, утром я ненадолго заезжаю в храм, чтобы очистить и настроить мозг и глаза. Далее — хорошая, мощная тренировка, контрастный душ и правильные витамины.
— Меня очень впечатлила одна твоя особенность. Ты говорил, что ничего не откладываешь, а всё делаешь сразу. Это же надо успевать!
— Я тщательно готовлю себя к эффективной работе. Я — не учитель и не коуч личностного роста, чтобы давать такие советы. Наоборот, я скорее образец того, как надо жить так, чтобы всё время смело и решительно идти в то новое, чего я ещё сам не изведал. Я постоянно ставлю себе новые задачи. Просто я как-то внутри себя чувствую, что нужно делать, и делаю.
— В любом произведении прослеживается авторский почерк. Каков твой стиль?

— Вот мы «Кванториумы» делали например в моем авторском стиле. Это были образовательные центры в Сибири и в Татарстане. Кванториумы — это государственная стратегия, призванная к 2035 году вырастить новое поколение инженеров типа Стива Джобса. Наверху наконец-то поняли, что Apple по капитализации обгоняет всю экономику РФ. Потому что их никто не банкротит, не устраивает им рейдерские захваты и не мешает развиваться, а помогает.


Стойка ресепшн «Кванториума» в Нефтеюганске «Сердце Тайги», 2015.
У нас с «Кванториумами» общая задача — создать поколение продвинутых архитекторов и инженеров, с детства знакомить их с хорошим дизайном, робототехникой, био- и нанотехнологиями. В «Кванториумах» проходят внутренние конкурсы, лучшие попадают в Иннополис, а из Иннополиса в «Сколково».

Совершенно полностью в моём стиле мы недавно также выполнили Трёхгорку. Реконструкцию промзоны. А также несколько загородных домов.
Реконструкция ДК Трёхгорка, 2016.
— У тебя преобладают угловатые формы и геометрические фигуры.
— Что такое параметрика? Это такой структурированный, контролируемый хаос идеальных геометрических форм с элементами авторского взгляда. В ней может быть и музыка, и поэзия. Бионика — понятно, это что-то образованное от бионических форм.

Сначала, после института, я работал в более техничном стиле хай-тек. Но я предлагал параметрические решения уже тогда, еще лет 10-15 назад: «Так круче и интереснее». Мне возражали: «Сейчас инвестор этого не поймет. Эта фишка покажется сложной и дорогой». Из-за этого «подешевле» у меня бывали конфликты. Я отказывался делать проходные проекты. Уходил. Ну вот и понастроили они подешевле, и что?
— Откуда такая любовь к параметрике?
— Это просто система развития современного искусства, архитектуры. Весь Лондон, Нью-Йорк — в параметрике, бионике и деконструктивизме. И всё отлично вписано в историческую среду.
В этих паузах и промежутках, в этих сгущениях пространства и таится искусство.
— Вот эти ромбы на стене — это что?
— Там не только ромбы, но и тетраэдры, додекаэдры, икосаэдры. Существуют разные типы геометрических форм, идеальных Платоновых тел, они по-разному в разной последовательности друг с другом интегрируются, структурируются. Но в целом параметрика сохраняет в себе элементы поэзии: что-то то появляется, то исчезает, она несёт в себе какие-то смыслы, недосказанность, осознанную либо неосознанную незавершенность. Это не про машину, которая тупо залила всё бетоном сверху донизу. В этих паузах и промежутках, в этих сгущениях пространства и таится искусство. Вот что такое параметрика.
— Что тебе помогает создавать подобные вещи?
— Я ввожу себя в ресурсное состояние, назовем это так, тренировкой, витаминами, друзьями, классным кино, путешествиями, всем чем угодно. И в нём работаю.
— То есть ты отпускаешь себя.
— А я себя и не держу.
— Удивительно. Некоторые держат.
— Это кто-то их держит — штампы, страхи, система, общественные нормы и так далее.
— А у тебя страха вообще нет?
— Ну как сказать. Раньше, когда я только начинал, у меня было волнительное состояние.

Я понимал, что у меня хорошее образование, я всегда могу включиться в любую систему. До 2008 года, стоило мне выложить резюме на hh.ru, мне сразу обрывали телефон. И тут, когда все обвалилось в 2008-м — тишина. Я напрягся. «Ну и дела», — думаю. Позвонил друзьям, мы начали совместно что-то делать, параллельно я вёл свои проекты, на которые потом и переключился полностью. Я понял, что раз такие дела, есть смысл делать только свои проекты, которые ты реально хочешь, и не делать даже ради денег то, что тебе не нравится. Конечно, для этого нужно иметь закалку, мужество.

Нет смысла делать то, что тебе не нравится. Это точно. Ты сама, наверное, догадываешься. В архитектуре это усложнено ещё и тем тем, что всё, что ты делаешь, стоит очень дорого. Но я — такой, какой я есть. Я буду делать то, что считаю нужным. Делай то, что ты должен, и будь что будет. Это сказано ещё несколько тысяч лет назад. Попытаешься сделать то, что ты не хочешь — будет противно и плохо. Да, действительно иногда с финансированием бывает непонятно. Но это только закаляет. И запускает все мои внутренние креативные резервы.
— Ты сказал, что самое передовое делают в Лондоне и Нью-Йорке. Получается, необходимо быть на этом уровне? Тебе нравится эта связь с каким-то текущим состоянием реальности?
— Да, я делаю то, что считаю нужным с современной научно-технической точки зрения, несмотря на то что мало кто в нашей стране понимает то чем я занимаюсь. Разработкой новых методик проектирования и так далее. Среди олигархов — единицы образованных. Вот Яна Греф например, жена Германа Грефа, одна из моих заказчиц, сразу все поняла, она первая скупила всю нашу Звездолётную Школу, дала нам хороший старт и я ей за это очень благодарен. Ребята, с которыми я делал «Кванториумы», также доверили мне ситуацию. Они поняли, что у меня хватит сил на то что я задумал. А так всё в основном происходит на уровне метафизики, интуиции и сновидений. Никаких схем нет уже давно.
— Если между тобой и заказчиками такой сильный разрыв в понимании процессов, кто должен их образовывать?
— Я веду мастер-классы. Я же работаю не только с детьми, но и со студентами, со взрослыми. Иногда они приходят все вместе. Порой мы здесь, в моей мастерской с заказчиками сидим рядом и сначала режем будущие макеты на струне, а потом моделируем сразу прямо на клей буквально вручную. Я объясняю: «Когда мы будем делать макет, вы почувствуете, как оно идет. Так мы набираем площади и форму, текстуры. Потом всё постепенно утрамбовываем». Я не выдаю им готовый шаблон, я делаю с ним вместе персональный макет. Многим, слава Богу, нравится такой подход.
В интуитивном макетировании таится волшебство и моя любимая магия архитектуры.
— То есть не чертежи, а…
— Никаких чертежей. Сначала мы делаем макет. Я. Лично. Руками его делаю. Это старая технология, сейчас редко в какой мастерской руководитель вручную делает макет, обычно это кому то делегируют. Если вообще делают. Стараются как проще. Прикидывают сразу в 3D. Получилось более-менее продаваемое — рубят из этого рабочку и на стройку. А я 3D делаю только в последнюю очередь. Сначала обязательно должен всё пропустить сквозь свои руки. В этом интуитивном макетировании таится волшебство и моя любимая магия архитектуры.
— Значит, будущее за параметрикой?
— Знаешь, дело в том, что параметрика на Западе уже уходит в прошлое, а у нас она ещё даже не наступила. Только моими и еще пары людей стараниями что-то реализовано.
— Мы снова отстаем?
— В архитектуре — лет на 50-60 минимум. У нас еще на наступило то, что у них давным-давно прошло.
— А что у них начинается?
— Например, новый принцип моделирования — делать параметрические и бионические модели сразу на 3D-принтере. А потом гигантский 3D принтер эту же модель в увеличенном виде и строит. Это совершенно другой порядок формирования самой геометрии здания. Обычно же пытаются максимально выжать площадь из якобы функционально оправданного «кубика». Это настолько примитивно! Всё, что сделано в последнее время в Москве и по периметру, иллюстрирует то насколько люди необразованны, трусливы и жадны. Это можно прочесть, как композитор читает ноты.

На Западе обязательно сначала вкладывают очень хорошие средства в культуру и образование, и всё делают только суперспециалисты. Там если у человека нет диплома его просто не подпустят к работе. И когда в итоге у нас в стране надо сделать действительно классно, приглашают ребят из Нью-Йорка, и они делают, например, «Зарядье», не на примитивных, чертёжных, а на продвинутых архитектурных программах, которые позволяют делать и бионику, и параметрику. Они делают произведения искусства, а не бетонные «сундуки» для зарабатывания денег.
— Что ты вкладываешь в понятие «искусство»?
— Архитектура — это искусство, это такая же живая кинетическая скульптура как само животное. Как снежный барс например. Это то, что должно завораживать, когда находишься рядом, вдохновлять, это то что должно быть быть современным, если строится сегодня. Никто же сейчас не ездит на телегах с лошадьми. Все стараются пересесть на современные автомобили.
— Как ты думаешь, жилище может быть комфортным, если оно завораживает?
— Конечно.
— Скажи, пожалуйста, а как себя чувствуют люди, которые находятся рядом с такими объектами?
— Могу сказать, что часто слышу при знакомстве: «Ой, да ладно, это так круто, это твое? А я смотрю и думаю — кто же это сделал?» Некоторые фотографируются на фоне моих работ. Не зная что их делал я. Но на зданиях же не принято писать: «Это делал Вася Полётов. Если что, звоните: 8 (903) 781-99-80».
— То есть Москва видела твои объекты, но мало кто знает, что автор — это ты.
— Я выкладываю фото в Instagram, тэги размещаю. Все это работало много раз и Президент у нас также работу принимал, и Собянин. Это сейчас мы сидим чай пьем, а через 5 минут может случиться что угодно. Но имени на самом сооружении я не пишу. К счастью, у меня не смотря ни на что довольно много реализованных объектов и хорошая репутация.
Официальный приём строительства «Кванториума» в Татарстане в 2016 году.
— Я про то, что обычный зритель зачастую не обращает внимание на имя автора.
— Да нет, все кому надо всё знают, или узнают на самом деле. Мир-то узкий.
— Если бы тебе дали много денег, что бы ты сделал в Москве?
— Я делал бы настоящие образовательные центры. Построил бы пару небоскребов в Сити или где-то рядом с Москвой. Построил бы посёлки с настоящей современной архитектурой. Я, правда, это и сейчас делаю, но частично и постепенно. Нам нужны образовательные центры. Это единственный способ изменить ход времени. Потому что мы практически ничего не делаем, чтобы синхронизироваться с внешним, более развитым миром.
Мандалы-Добродетели, 2019.
— Если твоя архитектура — это про объемы, то твой художественный проект с геометрическими мандалами — это про плоскость?
— Смотри, в чем дело. Великий архитектор начала ХХ века Корбюзье, который задал тренд конструктивизма, минимализма и прочего, был не только архитектором, но и очень талантливым скульптором. Все его здания дополнены скульптурами, которые создавали там внутри его особенный мир. Он также был очень крутым художником-монументалистом, сам делал большие полотна для стен. То есть архитектор — это ещё одновременно и скульптор, и художник-монументалист. Поэтому то, что я сейчас делаю, я делаю как скульптор и как художник. Это симметричное развитие. Одно как бы мысленно подтаскивает за собой другое. Тот же самый Леонардо да Винчи учил — если ты архитектор, но не музыкант, то ты не сможешь развиваться полноценно. Нужно обязательно переключаться ещё и на музыку.
— Ты тоже так считаешь?
— По большому счету, да. Ты не прочтешь и половины архитектуры, если не будешь чувствовать музыку и её исполнять. Поэтому я свободно владею несколькими музыкальными инструментами. Я могу сыграть как по нотам Нью-Йорк, Флоренцию. Это же музыка.
Современный Лондон — это, конечно, Radiohead.
— Архитектура — это музыка?
— Ну да. Вот Флоренция, Венеция — это Вивальди, «Времена года» например.
— А Москва для тебя как звучит?
— Какая то пластинка меломана.
— Нью-Йорк?
— Драм-н-бэйс с элементами джаза. В Лондоне, на самом деле, очень выдержанный стиль.
— Может, тебе Radiohead нравится? Это чисто Лондон.
— Конечно. У Тома Йорка есть очень крутые ролики, дико современные с фортепиано.Это прям Лондон.
— Он постоянно экспериментирует.
— Современный Лондон — это, конечно, Radiohead.
— А если всё-таки найти какое-то более чистое звучание Москвы?
— Кремль — пасторальная рожковая симфония, совсем примитивные флейты. Если двигаться дальше по периметру, идёт сталинский ампир. Это уже хоть какой-то оркестр симфонический включился. Город в районе Третьего транспортного можно систематизировать и превратить во что-то более-менее симпатичное по музыке — Чайковский, Рахманинов с новыми элементами.
Но всё, что строилось после войны, вне Третьего транспортного кольца, в силу послевоенной экономии не имеет ни системы, ни контроля, ни эстетики. К сожалению, сыграть это нельзя. Самое досадное, что и снести тоже нельзя — убытки миллиардные. Можно попытаться облагородить, если отдать художникам-стритарщикам. Поэтому, собственно, я и хочу оставить от нашей культуры красивые следы, готовлю при этом, как могу, креативных классных, интересных, сильных специалистов. Я всегда делаю разработки на будущее. Есть деньги — ок, нет денег — всё равно работаем. В том, что я могу заработать за неделю полмиллиона рублей, я не сомневаюсь. Я уже это уже делал, это не сложно.
— Если возвращаться к русской культуре, ты все-таки кто? Гражданин мира? Как твои геометрические мандалы связаны с Россией?
— Во-первых, «Троица» Андрея Рублева — тоже по своей геометрической сути — мандала. Это круг, в него вписана пирамида, а в него — еще один круг и всё это врезано в квадрат. Каждый цвет и символ зашифрован.
Мандалы-Добродетели, 2019.
— Ты редуцируешь её до простой формы.
— Там всё очень геометрично сбалансировано. Это только мы сейчас говорим слово мандала, а на самом деле, и в русской, и индийской, и в арабской культуре можно найти геометрический баланс в круге. Но ты же не будешь каждый раз повторять такое длинное научное определение.
— Нечто универсальное.
— Это Вселенная. У каждой культуры — свой баланс в этой Вселенной. Всевидящее око, в куполе православного храма, тоже чаще всего размещают в круге с пирамидой. Такой геометрический баланс максимально эстетичен и наиболее благоприятен для восприятия.
— И при этом ты считаешь свои мандалы искусством для интерьера?
— Да, они хорошо держат пространство. Мои животные тоже хорошо вокруг себя держат пространство, оживляют сухость бетона и стекла в каком-либо крупном пространстве — выставочном комплексе или небоскрёбе.
— Сколько лет ты уже рисуешь мандалы?

— 20 лет. Что такое мандала? Это геометрический символ сложной структуры, который интерпретируется как модель Вселенной, карта космоса, гармония мира в круге. Она структурирует и гармонизирует пространство вокруг себя.

Мандала используется в психотерапии в качестве средства достижения внутреннего баланса и полноты понимания собственного «я». Индейцы навахо используют рисунки в форме мандалы на песке, чтобы вернуть больного к благотворному состоянию гармонии с космосом, с самим собой, поправить тем самым его здоровье. Она гармоничная. Она сама исцеляет тебя и всё вокруг пока ты создаёшь её.

Мандала Света. Backstage. Холст 1100х1000. Акрил, лак.
— Твои работы тоже должны выполнять такую задачу?
— Да. Работа над ними приносит огромное удовлетворение. Почему, собственно, я их и делаю.
— Мне кажется, что всегда можно найти, кого еще этим просветить.
— Соглашусь. Сейчас ищу выходы на людей, которые помогут мне продавать мои полотна.
— Как ты создаешь мандалы?
— Всё интуитивно, подсознательно. Как пишется музыка? Будь в желании, в ресурсе, и делай. Как делается импровизация? Ты просто чувствуешь, что сейчас всё это произойдет. И берёшь в руки инструменты. Например, чтобы женщина родила, она занимается любовью с мужчиной, и от этого в ней зарождается что-то живое. Также и мужчина. Он занимается любовью с жизнью, и от этого у него внутри что-то происходит, зарождается.

Нужны приятные впечатления и события, или необычные впечатление и события. Неважно. Какие-то впечатления, образы. Я синхронно переключаюсь с искусства на музыку, на скульптуру и обратно на архитектуру. Это уже вошло в привычку. Мне повезло пройти ту школу которую я прошёл.

У нас МАрхИ было довольно много ребят так или иначе связанных с музыкой, с кино. Они и сейчас тоже делают что-то интересное.

Раньше правда достаточно было быть хорошим мастером. Сейчас надо соревноваться в онлайн продвижении, инстаграмить, разрабатывать личный бренд, какие-то постоянные «челленджи». В нормальных странах, с нормальной экономикой, художники, скульпторы, архитекторы работают и работают, никто им не мешает. А нам сейчас регулярно приходится придумывать: «Господи, а как мне вообще сказать миру, чтобы он знал, что я есть?». Я должен каждый день в Instagram что-то выкладывать, и заниматься, по большому счету, не только работой, а еще и онлайн раскруткой. Теперь раскрутка стала работой.

Правда иногда конечно приятно когда люди пишут тёплые отзывы. Получается что-то вроде микро-выставки такой. К тому же этот картина она доступнее чем целое сооружение.. Хотя втайне я всё равно продолжаю моделировать небоскрёбы. Когда-нибудь очередь дойдет и до них.
Если бы Микеланджело был труслив, он бы в 27 не сделал бы Пьету и в 30 лет — Давида.
— Они не устареют к этому моменту?
— В нашей стране они будут только-только самыми современными. Россия отстает, но я-то все равно делаю с замахом на какой-то период. Хотя бы на сто лет.

То, мы разрабатываем сейчас здесь, в направлении высотных сооружений, настолько дерзко, что такого никто себе даже не может позволить предположить. Все ограничены либо финансами, либо им не хватает мужества даже позволить себе думать о таком. Причём речь не о максимальной высотности, а о создании нового типа эстетики. Страх физического выживания сковывает многих, а для прогресса нужны отвага и решительность.

Если бы Микеланджело был труслив, он бы в 27 не сделал бы Пьету и в 30 лет — Давида. Я уже не говорю о том, как он постепенно вошел в импрессионизм. Скульптуры у него стали вырываться из гранита, словно застревали в камне, он не доделывал их специально и таким образом прыгнул на 400 лет вперёд. Смелый, сильный человек. Кругом давление — чума, Средневековье, инквизиция... Во что-то же и он и Леонардо верили, пока делали свои произведения. Какой мощный стержень был у этих мужчин. У таких смелых и бесстрашных скульпторов, художников, архитекторов до сих пор стоит учиться.
— Ты сейчас так интересно сказал про тех, кто-то опережает свое время. Как это вообще возможно? Мы же привязаны к своему времени.
— Леонардо не делал себя жертвой из-за того, что он не успевает уложиться в своё время. Хотя он настолько старался всё успеть, что даже спал по 15 минут через каждые 4 часа, чтобы сэкономить время жизни. Но он понимал — однажды всё будет реализовано, и был спокоен: «Я знаю, что люди будут летать на самолетах и прыгать с парашютами». Он писал так, как будто был абсолютно в этом уверен. Без: «Кошмар, я не увижу это при жизни». Не увижу, так не увижу. Я знаю, что это будет, они оттолкнутся от моих разработок. Это он, кстати, предрёк в своих трактатах: «Люди будут связаны невидимой сетью, будут между собой общаться из любых стран».
— Откуда он это знал?
— Он мысленно простроил это всё наперёд. Знал, что будет интернет, подводные лодки, акваланги, самолёты. Думал: «Да, что-то мы вовремя не укладываемся, но, значит, нужна ещё пара сотен лет».

Он не устраивал из этого драмы: «О боже, я непризнанный гений!» Плевать он на это хотел. Значит, чуть-чуть попозже. Он наслаждался созерцанием и улучшением мира. Он всю историю человечества видел сразу целиком, и не думал: «Мне бы побольше хапнуть сейчас». И не голодал при этом. Был красив и силён как бык. Его хорошо ценили при дворе, он умер хорошо обеспеченным на руках французского короля. Да, не всё происходит сразу, тем более крупные, дорогостоящие проекты. Но ты стратегически простраиваешь этот путь к ним в своём разуме, тебе становится спокойно — векторы пущены. Ты, оставляешь намётки, эскизы для будущего. Какая разница, когда это будет построено. Если не сейчас, то чуть-чуть попозже.
Фото с личной страницы Василия Полётова на Facebook.
За помощь в подготовке интервью благодарю Илью Соболева.
Больше полезного для вас в Telegram
Я веду канал для предпринимателей, специалистов и экспертов, которые хотят улучшить свое продвижение и привлекать своих клиентов через тексты.
Даю подсказки, о чем писать и как это лучше сделать.

Показываю, как можно рассказывать о себе деликатно, как презентовать в социальных сетях и интернете сложные, интеллектуальные товары и услуги.